Разговор с художником: ИГОРЬ ГУСЕВ
Игорь Гусев для современной Одессы давно стал персонажем почти иконическим. Это супер-стар от арт-индустрии, коих у нас, увы, не так много. Когда мы шли к нему в гости на разговор, по телу невольно пробегал холодок, – все-таки МЭТР. Спустя буквально первые десять минут беседы стало понятно: это очень глубокий, плавный и вдумчивый человек, притом – без тени звездности или надменности. Наш разговор длился около двух часов, которые пролетели почти незаметно. Это не было похоже на интервью ни по формату, ни по результатам беседы – скорее, философский разговор, размышление вслух. Предлагаем вам немного «подслушать» эту беседу.
О том, что такое современное искусство
— Я застал еще те времена, когда современное искусство было чем-то вроде религии. Странной, загадочной, с узким кругом посвященных. Но это уже в прошлом… Сегодня ее место заняли новейшие технологии и другие цивилизационные блага. Но статусность никуда не исчезла. Аукционы, инвестиции, многомилионные продажи – это все то, что всегда будоражит. Поэтому количество тех, кто отправляется на биеннале, покупает и коллекционирует современное искусство, с каждым годом только увеличивается. Конечно, случайному человеку сложно бывает понять, почему же бизнесмены, обладающие немалыми состояниями, вкладывают деньги в откровенную мазню. Тут без консультантов и аналитиков арт-рынка разобраться будет нелегко! Хотя помочь может и Google, и самообразование – изучение истории искусства XX века, его философии и динамики, на сладкое – фильмы про художников. И поверьте, очень скоро вы будете понимать, почему куча мусора под вашим окном – это просто куча мусора, а другая стоит бешенных денег и выставляется в музее.
Безусловно, модернизм перевернул с ног на голову все этические и эстетические постулаты прошлого века. И сделал он это настолько безапелляционно, что постмодернизму, который пришел вслед за ним, ничего другого не оставалось, как устроить из этого глум-шоу. И понеслось! Традиционное искусство интегрировалось в авангард, элитарное – в массовое, духовные скрепы – на службе у коммерции… И кто такой современный художник – философ или менеджер, уже никому непонятно. Простого зрителя с его оценочной категорией «красивое» вообще депортировали в подземный переход любоваться березками.
Если сравнить пирамиды потребностей представителя западной цивилизации и постсоветского человека, то у второго полочки, на которой обычно лежит современное искусство, может и вовсе не оказаться. Капиталы и преференции, образовавшиеся всего за пару лет, ну никак не способствуют появлению интереса к возвышенному и прекрасному. То ли дело трехсотлетние традиции, фамильные коллекции и прочий буржуазный пафос.
Про учебу в Грековке и художественную юность
— В середине восьмидесятых годов в Одессе самым богемным и тусовочным местом было кафе «Зося». На чашку кофе там собиралась чуть ли не вся литературная и художественная общественность города. Особую атмосферу заведения создавали субкультурные элементы, выныривающие из клубов сигаретного дыма. Там были все! Хиппи, панки, трешера и просто городские сумасшедшие.
Тогда это место заменяло нам интернет: пипл приходил туда зазнакомиться, потусить, достать новой или древней музыки, иностранных журналов, книг по философии. Но однажды в «Зосю» попали тяжелые наркотики. Очень скоро количество неформалов стало таять на глазах. Где-то в середине девяностых тусовка полностью оттуда ушла.
Во времена, когда я учился в Грековке, для того чтобы приступить к написанию постановки с очередным непросыхающим натурщиком, приходилось изрядно подсуетиться. Вначале ты доставал холст, потом шел заказывать в ближайшую столярку подрамник. Натягивал (про побитые пальцы во время натяжки холста расскажу в следующий раз). Потом доставал через каких-то знакомых столярный клей и варил из него грунтовку. На все это уходила уйма времени. Да и результат был весьма посредственный. Сегодня все проще. Всякий раз, когда я покупаю в магазине идеально натянутый белоснежный холст, нет-нет да и вспоминаю своего преподавателя живописи Владимира Владимировича Криштопенко, который органически не переваривал моего эстетского нигилизма. «Поймите, Гусев, в художнике все должно быть бардзо элегантски», – говаривал он.
Про современных художников
— Меня всегда умиляли художники, которые продолжают придумывать давно существующие течения и направления. Есть версия, что они действительно живут в параллельном мире, в котором есть и свои критики, и своя публика, и свой успех. Плюс и одновременно минус современного искусства – это размытые критерии. Как-то гуляя по Венеции с друзьями, мы случайно забрели в роскошный палаццо, где проходила помпезная презентация отвратительных по цвету и фактуре абстракций. На вопрос друзей, в чем же ценность такого искусства, я ответил, что только в месте проведения выставки.
Про популярность
— Прожженный гений Энди Уорхол был прав, предполагая, что настанут времена, когда каждый человек хотя бы на 15 минут сможет почувствовать себя звездой. Конечно же, наванговать Тик-Ток, начитавшись научной фантастики, для любого жителя США пятидесятилетней давности было абсолютно тривиальным делом. Но представить себе пользователя этого чуда техники, состоящего не из крови и плоти, а из QR-кодов, лайков и селфачей, – думаю, даже ему было не под силу.
Про взаимоотношения с художниками
— Лучше всего у меня складываются отношения с эстетами, которые просто и беззаветно любят искусство. Концептуальное, традиционное, наивное или NFT – без разницы! С художниками или с персонажами, которые вошли в их образ, все не настолько безоблачно. По моему опыту, 90% из них не хотят и не умеют радоваться успехам коллег по цеху. Согласен – это не очень просто, но, слава Богу, у меня получается! (смеется)
Бывало, задружишь с творцом каким-нибудь и думаешь: «Ведь интересный же художник – надо ему помочь стать известным». Помогаешь, пускаешь в ход все свои фибры-жабры, а лет через десять получаешь фидбэк вроде того – «Он это сделал, чтобы пропиарить себя». Так было с движением группы «арт-рейдеры». Я имею в виду акционизм, который мы практиковали на блошином рынке в середине нулевых! Но тут надо учитывать местную специфику – это же Одесса, дорогая Одессочка!
Про маркетплейсы по искусству
— Думаю, каждому начинающему художнику обязательно стоит попробовать себя на таких площадках. Особенно сейчас, когда запросто отменяются или переносятся открытия выставок в музеях и галереях. Другое дело – состоявшиеся художники. В их случае это легкая возможность за несколько часов потерять годами выстраиваемую ценовую политику, у кого таковая, конечно же, имеется. Поэтому тут двояко. Я, например, в таких площадках не нуждаюсь, меня туда силком не затащишь, хотя прецеденты были.
Про вдохновение
— Если честно, вдохновение приходит не каждый день. Иногда, конечно, и осеняет что-то свыше, но в основном слоняешься без толку, медитируешь над чем-то неважным и второстепенным, и все не нравится, и все не то пальто… Еще в художественной школе мои учителя Галина Семеновна Мещерякова и Игорь Иванович Носок говорили: вдохновение появится, когда вы, дети, возьмете в руки карандашик и начнете водить им по листу бумаги. Сейчас же дело обстоит несколько иначе – верный друг фотошоп предполагает абсолютно другую мелкую моторику.
Про табу в искусстве
— У меня нет никаких табу в искусстве. В девяностые я ликвидировал их одно за другим, и сегодня у меня нет никакого желания возвращаться в те времена! На настоящую провокацию уже не способны ни я, ни современное искусство… Хоть оно по-прежнему отстаивает территорию абсолютной свободы, но на контрольно-пропускных пунктах, соприкасаясь с социумом, все чаще выбрасывает белый флаг.
Рецепт молодым авторам
— Пока не поздно, меняйте профессию (смеется). Но уж если вы в ней остались, то идите до конца!
Прежде чем стать художником, кем только мне не пришлось поработать! Помнится, на последних курсах Грековки я занялся шелкотрафаретной печатью. Время было советское, в магазинах купить было нечего, то есть совершенно нечего. Тогда же случилась первая инфляция, и нам в художественном училище вместо тридцати рублей стипендии выдали девяносто, и я отправился в Пассаж, где купил 25 белых маек. На кухне покрасил в черный цвет и напечатал надпись «Харлей Дэвидсон», а когда высохла краска, вынес продавать на «Седьмой километр». И все бы хорошо, но майки не спешили покупать! Проблема этого коммерческого проекта оказалась в том, что он опережал время… Интерес к майкам был, но покупатели то и дело интересовались: «А нет ли футболок с «Металликой»? Что такое «Харлей Дэвидсон», в каком стиле они играют?» В СССР тогда об этих тачках еще мало кто знал.
Работал разнорабочим, арт-директором, да еще много кем. Когда устроился охранником в детский туберкулезный санаторий, детишки называли меня омоновцем, потому что меня обязали ходить по территории с черной резиновой дубинкой. Но в один прекрасный день, когда я не впустил туда черную директорскую «Волгу», моя карьера охранника внезапно оборвалась. Пришлось возвращаться в искусство, постепенно становиться самим собой. Становиться художником…
Автор текста: исследователь искусства Анна Чубарь
