Театр абсурда
- Зачем вы все же пишете, Григи?
- А зачем вы рисуете, коллекционируете картины ?
- Я так и знала, что вы спросите…Рисуя, выражаю себя через карандаш или кисточку. Творчество приносит мне ни с чем не сравнимое удовольствие.
- Один мой знакомый художник, некто Харди, сказал, что живопись – испражнения его души. Что вы думаете?
- Я затрудняюсь с ответом. Искусство – тонкая полуреальная вещь, граничащая с мистикой, ее трудно объяснять словами. Вспомните выражение Делакруа «Живопись – это не правда ситуации, а правда чувств». Вы же не можете объяснить, почему сумасшедший бросился на Джоконду и исполосовал полотно?
- Прилив чувств, эмоций, потрясение от настоящего искусства, если хотите. Этого было достаточно. Но ведь ваши акварели – поток размытых красок, полутонов, одни намеки…на реальную жизнь. Одним словом, абстракции.
- Не рассуждайте о том, чего не понимаете. Вся моя жизнь пронизана искусством. Я ведь не пытаюсь анализировать ваши опусы. Откровенность за откровенность. Ваши герои слишком приземлены. Они пьют, играют в карты, повесничают…Не понимаю…Вам что, не удавалось самому пожить такой жизнью, отыгрались на литературе?
- Придется мне вмешаться, – добавил третий участник разговора Сен Булон, поправляя бутоньерку в петлице.
- Вероятно, Венера считает себя преемницей романтиков, что вполне понятно. А кто такие нео-романтики ? Прежде всего, преобразователи духовного мира. Поэтому акварели Венеры – отражение формы, которую она набрасывает на мир. Она как бы провозглашает всем нам – мне не подходит мироустройство, основанное на насилии и лжи! Мир груб и вульгарен! К чему конкретика сегодняшнего дня? Мои образы легки, отвлечены, вписаны в природу…Новая земля и новое небо для нового человека, пусть это мечта. Но какая! Не в этом ли предназначение художника? Мечта о потерянном рае.
- Сен Булон, браво, вы превзошли самого себя! – Венера зааплодировала.
- Как тонко подмечено, – с ехидцей отметил Григи.
- Только не думайте, господа, что спор ваш особенно оригинален. В прошлом году, на бьеннале в Венеции, я выступал в качестве эксперта-критика. Полотна были откровенно слабы, а пьяные художницы несли нечленораздельную чушь. Одна из них покрыла себе золотой краской, изображая итальянского мальчика, и прислонялась к мужчинам. Представьте, она умудрилась прислониться к Президенту Боливии в белом костюме. Получился скандал…Свинский скандал. Впрочем, милый Григи, скандалы – по вашей линии…
Сен Булон слегка улыбнулся воспоминаниям. - Ах, бьеннале, бьеннале, однако публика все же настояла на том, чтобы я провел конкурс на лучший шедевр о Венеции…
- И что же?
Венера Без, ухоженная женщина, затянутая в парчу и бархат, потягивая шартрез, рассматривала сквозь венецианское стекло бокала кружевную штору ручной работы. - Неожиданно для всех я признал лучшей работу старины Самвэла, «Старушка Венеция», где Венеция изображена в виде безобразной старухи-смерти.
- Отчего так? Что же вами двигало?
- Двигало только то, что и всеми нами. Это было, по крайней мере, любопытно. Не более того.
- Господа, послушать вас, так вы – глубокие знатоки современного искусства, пробы ставить некуда.
Григи задумчиво протер бархатной скатертью перстень с огромным золотистым топазом и залюбовался тем, как он переливался на солнце. Это был гонорар за лучшее произведение в Интернете на конкурсе «Оргазм без любви или любовь без оргазма».
- Что ж, у каждого своя работа.
Арт-салон «Театр абсурда» был знаменит и посещаем. В зале «турмалин» собирались по вечерам знатоки искусств, литературоведы. Обилие мягких диванов располагало к неге. Шесть залов салона позволяли выставлять лучшие образцы искусства, на инкрустированных перламутром полках была представлена современная литература. Отдельный зал был посвящен музыкальным инструментам. Салон был сконструирован с учетом правил «фэн-шуя» свихнувшимся китайцем так, чтобы легчайшее дуновение ветерка приводило в действие движение серебряных колокольчиков под потолком. Легкий мелодичный звон сопровождал каждого входящего. Полы устилали толстые ковры ручной работы. Стены увешаны гобеленами.
Зазвонил телефон. - Здравствуй, Тобье. Я жду тебя, зайди на минуту.
- Неужели Тобье уже вернулся из Швейцарии?
Венера улыбнулась своему отражению в зеркале. - Как он? Вырос? Повзрослел?
- Сейчас увидишь. Ему есть, что рассказать. Ведь он писал работу на тему итальянских мастеров Возрождения…
Григи улыбнулся. - Еще один искусствовед? Почему не юрист?
- Видишь ли, Григи. Тобье всегда тянулся к прекрасному. Он любит собак, лошадей, в доме живут кролики и шиншиллы. Это необычайно тонкий молодой человек.
Сен Булон вальяжно развалился в вольтеровском кресле, поигрывая золотой цепочкой брегета с грифоном на конце. Хищный грифон ниспадал к сапогам из каймана. Сапоги, в свою очередь, торжествующе попирали ковер с райскими птицами. - Друзья, я хотел бы пригласить вас на кальян, который на днях привез из Камеруна. Но папА не всегда разделяет мои привязанности, и потом завтра мне следовало бы выйти на работу…в департамент.
Сен Булон сделал неопределенный жест в сторону портрета, написанного в полный рост за его спиной. На парадном портрете был изображен действующий министр юстиции с благородным сенбернаром на заднем плане – отец начальника горотдела милиции Сени Булонова.
Участниками непринужденной беседы выступали Венера Без – стриптизерша из бара на Прорезной, не состоявшаяся художница, приторговывающая антиквариатом и журналист Григи – Иван Горигин, редактор желтой газетенки «Три пера», находящейся в вечном творческом поиске компромата на политиков.
Элита общества наслаждалась общением в «Театре абсурда». Вечерело…
Юмор…🌹
